Уже через несколько недель после окончания лицея и переезда в Петербург Пушкин написал оду «Вольность», которая воспринималась, как произведение откровенно революционное. О публикации стихов не могло быть и речи, поэтому они распространялись в списках. Почти три года, не зная осторожности, Пушкин сочиняет ещё немалое число вольных стихов, эпиграмм и политических острот. За дерзкие насмешки над столпами власти и даже над самим императором поэт оказался на грани катастрофы. В 1820 году разгневанный Александр I объявил, что Пушкин «наводнил Россию возмутительными стихами» и намеревался сослать его в Сибирь или заточить в Соловецкий монастырь. Лишь благодаря горячему заступничеству Н.Карамзина и В.Жуковского Пушкин был отправлен на юг, что формально объяснялось, как перевод по службе.
С середины 16 века Соловки стали местом ссылки многих известных политических и религиозных деятелей, нуждавшихся, по мнению светских и церковных властей, в «духовном исправлении».
Среди соловецких узников прежде всего следует упомянуть дядю А.С. Пушкина — Павла Исааковича Ганнибала, внука «арапа Петра Великого». Он был офицером флота, затем служил в гусарах и отличился во время Отечественной войны 1812 года.
Александр Сергеевич очень Павла Исааковича любил, что, однако, не помешало ему в 1817 году вызвать Ганнибала на дуэль за то, что тот отбил у него на балу перезрелую девицу Лошакову, в которую, несмотря на ее дурноту и вставные зубы, юный поэт по уши влюбился. Ссора племянника с дядей, впрочем, кончилась минут через десять примирением и объятиями.
Павел Исаакович был человеком жизнерадостным, добродушным, гостеприимным, но, как и все Ганнибалы, несдержанным и своенравным. По воспоминаниям Ольги Сергеевны, сестры поэта:
Он был олицетворением пылкой африканской и широкой русской натуры, бесшабашный кутила, но человек редкого, честного и чистого сердца. Чтобы выручить друзей из беды, помочь нуждающимся, не жалел ничего.
Как человек искренний, открытый и вспыльчивый, Ганнибал постоянно попадал в разные злоключения, но 1826 год оказался для него роковым. В июне в одной петербургской «ресторации» Ганнибал в разговоре вступился за казнённых декабристов. Он напомнил своему случайному собеседнику, подполковнику Я.П. Краковскому, бранившему декабристов, царский указ, запрещавший «упрёки потерпевшим наказание», а затем в пылу спора сказал, что несчастные были наказаны слишком строго. Последовал донос, и через два месяца Ганнибал был арестован, отправлен в каземат Петропавловской крепости, а затем в ссылку, в Сольвычегодск.
Ганнибал, то впадавший в ипохондрию, то необузданно весёлый, продолжал и там бедокурить. Он приобрёл где-то медную пушечку и стрелял из окна по воробьям, наводя ужас на жителей городка, набирал в долг денег у обывателей и даже у самого городничего умудрился занять 165 рублей. Приходил в гости без приглашения. Однажды, заявившись к купцу Мамаеву, он «оказывал знаки своего нерасположения» к тестю Мамаева, купцу Пьянкову. На рапорте городничего вологодский генерал-губернатор написал резолюцию, распорядившись, чтобы Ганнибал просил извинения у оскорбленных им лиц и никуда не ходил без приглашения, кроме церкви. Но Ганнибал продолжал куролесить в городе, так что жителям пришлось от него запираться и вечерами сидеть без огня. Он трижды заявлял, что убьет городничего, но, впрочем, будет кормить его шестерых детей.
Начались переговоры между различными должностными лицами и учреждениями о переводе Ганнибала в Соловки. Это и было сделано «с соизволения государя императора». Ко времени своего отъезда Ганнибал захворал. Он выехал из Сольвычегодска, выдав всем долговые расписки, и при свидетелях подтвердил свой долг городничему. Своему слуге он оставил 7 рублей, очевидно, из последних.
Ехал Ганнибал в сопровождении жандарма и гарнизонного солдата. Через две недели он прибыл на Соловки, где и был отдан «под квитанцию» штабс-капитану соловецкой инвалидной команды. Когда его заперли в тесный чулан, он пришёл в бешенство, бился, пытаясь вырваться. Его двери подпирали снаружи. Через две недели он стих и вёл себя смирно.
Всюду, куда попадал Ганнибал, благодаря его открытому характеру у него быстро оказывались друзья. Он заслужил расположение архимандрита Досифея, известного своими трудами по истории Соловецкого монастыря. Досифей лично ходатайствовал о возвращении Ганнибала «к своему семейству», подарил ему собственную шубу «из-за суровостей соловецкого климата» и перевёл в лучшие условия.
В это время жена Ганнибала, которую он в своё время бросил, проявила изумительную самоотверженность в попытках освободить своего мужа. Она не только писала различные ходатайства, но и бросилась в ноги Николаю I на параде перед Михайловским замком. В конце концов, Ганнибалу было разрешено жить в Луге, где он пользовался расположением и уважением жителей до конца своих дней. На Соловках Ганнибал пробыл с весны 1827 по октябрь 1832 года.
Хуже, гораздо хуже всё обернулось для другого родственника А.С. Пушкина — его двоюродного деда Сергея Алексеевича Пушкина. Он просидел на Соловках с 1781 по 1795 год. Но всё по порядку…
1 января 1769 года были выпущены первые российские банковские билеты 25, 50, 75 и 100-рублёвого номинала. Всем подданным русской императрицы Екатерины Алексеевны, а равно и иностранцам, ведущим торговые и финансовые операции в России, велено было бумажные деньги принимать во все платежи наравне с золотыми и серебряными монетами.
«А не начать ли печатать ассигнации самому?» — возможно, именно так сформулировал мысль о подделке русских бумажных денег французский подданный Луи Бротар, с 1766 года живший в России. Мсье Луи отправлял обязанности учителя отпрысков знатных семейств в нескольких знатных домах. В подделке денег мсье учитель разглядел «шанс фортуны», но нужны ему были надежные помощники из числа русских дворян, ибо ему, как иностранному подданному, многое в России было недоступно.
В числе его знакомых были братья Пушкины: отставной капитан Сергей Алексеевич и служивший коллежским советником в Мануфактур-коллегии Михаил Алексеевич. Оба братца были известными кутилами и картёжниками, тяготели к роскоши и жаждали «благосклонности фортуны». Хитроумный француз в осторожных выражениях растолковал свой план: подделать и напечатать новые банковские ассигнации русского Государственного банка на 300 тысяч рублей. Прибыль обеспечит всех участников махинации по гроб жизни. И братья согласились войти в дело.
Приготовления должны были производиться за границами Российской империи. Сбывать же фальшивки в России предполагалось через Михаила Пушкина, чья должность в Москве в Мануфактур-коллегии открывала ему широкий доступ к тайной подмене настоящих ассигнаций на фальшивки. Михаил Пушкин решил привлечь к намеченному сбыту фальшивок своего прямого начальника, вице-президента Мануфактур-коллегии Федора Сукина. Тот сначала согласился, но вскоре испугался и сообщил о планах Пушкиных президенту Мануфактур-коллегии сенатору Волкову, который, в свою очередь, известил о них лично Екатерину II.
Дальнейшее развитие дела прослеживается по переписке императрицы с чиновниками разных рангов. За границу для закупок и подготовки всего необходимого выехали Луи Бротар и Сергей Пушкин. В июне 1771 года они доехали до Риги, где им пришлось разделиться, поскольку у Сергея Алексеевича возникли некоторые трудности с выездом, и в Амстердам, где было назначено место встречи с Бротаром, он добрался лишь в октябре. Оказалось, мсье Луи времени даром не терял и уже заказал искусному граверу-резчику штемпеля, необходимые для набора текстов и виньеток. Все шло очень хорошо: резчик сообщил, что вырезал штампы на меди, так что ими можно было орудовать хоть дома, безо всякого стука и шума. Пушкин забрал с собой готовые штампы и печатные доски, спрятав их в своем экипаже, и спешно отправился к русской границе. Но на границе его уже ждали…
За несколько дней до того лифляндский генерал-губернатор Браун получил от императрицы следующее послание:
Секретнейше. Господин генерал-губернатор, Сергей Пушкин, известный беспутным своим поведением, поехал в чужие края. Ныне подозрение есть, что он сие учинил с таким намерением, чтобы там подделывать наши банковые ассигнации, коих посылать намерен к своему брату на Москве, к Михаилу Пушкину.
Таможенный досмотрщик Петр Янсон быстро отыскал спрятанные в экипаже Пушкина штемпеля и доски для изготовления ассигнаций, и отставного капитана тут же взяли под арест. Луи Бротар был задержан в Голландии после обращения к тамошнему правительству русского посланника. В июле 1772 года его выдали русским властям и под караулом доставили в Россию. По окончании работы Следственной комиссии материалы дела поступили для рассмотрения в Юстиц-коллегию, откуда были переданы на личное рассмотрение императрице.
По закону, за преступления, совершённые братьями Пушкиными и Бротаром, им полагалась смертная казнь, но еще в 1754 году императрица Елизавета издала указ, запрещавший смертные казни в России. Екатерина ознакомилась с приговором Сената от 25 октября: «Сергея Пушкина приговорить к ссылке в Нерчинские заводы, вырыванию ноздрей, клеймению и 50 ударам кнута, брата его Михаила к тому же и 40 ударам» и распорядилась смягчить наказание: «Сергея Пушкина, лишив чинов и дворянства, возвести на эшафот, переломить над его головой шпагу и, заклеймив буквой «В» (вор), заключить навсегда в крепость. Михаила Пушкина, лишив чинов и дворянства, сослать в отдаленные места Сибири». Именовать братьев было велено... «бывшими Пушкиными».
В отношении Луи Бротара приговор был таким же суровым, но о дальнейшей судьбе авантюриста ничего не известно. Михаила Пушкина сослали в Тобольск, куда за ним последовала молодая жена Наталья, урожденная княжна Волконская. Сергея Пушкина сперва заключили в Пустозерский острог в низовьях реки Печоры (нынешняя территория Ямало-Ненецкого автономного округа). Он просидел в Пустозерске семь лет, а затем был переведен на Соловки.
Архивы сохранили письмо вологодского губернатора Мельгунова настоятелю Соловецкого монастыря:
Высочайшее Её величества имею я повеление о переводе одного секретного колодника в Соловецкий монастырь. А как сей преступник человек хитрый и дерзкий, велено его держать так, чтобы он никого из монастырских обитателей, исключая караульных, видеть не мог. Чтобы в палате означенного колодника было одно окошко за железной решеткой.
До сих пор в массиве северо-западной стены Соловецкого монастыря толщиной в семь и высотой в десять метров сохранился каземат №19, где «бывший Пушкин» провел 14 лет до самой кончины в 1795 году...
Фотографии: Pixabay
Отзывы о статье